[НЭМА]

09.10.2013 в 01:04

Пишет  alter-sweet-ego:

КРЫЛЬЯ СМЕРТИ (дженослэш)

Автор: alter-sweet-ego
Бета/гамма: WolfBery
Пейринг: Алек Лайтвуд/Магнус Бейн, Изабель Лайтвуд/Саймон Льюис, Джем Карстаирс/Тесса Грей, Джейс Вэйланд, Майя Робертс, Ливия и Тибериус Блэкторны, Друзилла Блэкторн, Джонатан Кристофер Моргенштерн, пара пейрингов с сюрпризом + НЖП на заднем плане
Рейтинг: R
Жанр: общий, приключения, романс
Размер: макси (37 781)
Статус: закончен
Саммари: Магнус хочет вернуть кое-что старое, Алек хочет найти кое-что новое, Изабель хочет растормошить Саймона, Саймон хочет проснуться, Себастьян хочет им всем помешать... А? Что? Себастьян умер? Какая досада.
Примечание: написано по мотивам

заявки с конкурса «Infernal Instruments»

заявки с конкурса «Infernal Instruments»: Магнус Бейн/Алек Лайтвуд, Алек Лайтвуд/Магнус Бейн. После пяти лет отсутствия Магнус возвращается в Бруклин, готовый вернуть себе место Верховного мага и думая о том, что Алек давно его забыл. Повзрослевший Александр - Охотник-одиночка, член Конклава и наставник группы нефилимов помладше, убеждённый, что Магнус его давно не любит. "-Уже поздно что-либо возвращать? - Я полагал, что моя жизнь кончится быстрее, чем ты вернёшься. Однако, знаешь... у меня никого нет". ХЭ. NC-17., но от заявки мало что осталось
Предупреждения: нытьё, страдание, УГ, многие главные персонажи мертвы (но не настолько многие, как обещает Кассандра), вольности с датами рождений Блэкторнов, АУ к грядущей шестой книге и в чём-то даже к серии «Адские Механизмы»
СКАЧАТЬ В ФОРМАТЕ *doc МОЖНО здесь.
Продолжение в комментариях.

Come, today is another day
Come, your hairs are no longer grey
Come, we're clearing the runway
There's no turning back from the path for the chosen ones

Пролог

Пролог

Кровь была тёмной и маслянистой.

Густая, почти чёрная, она текла по улицам города, скрывая под собой дорожки и мостовые. Растекаясь, словно море во время прилива, она стирала широкие отпечатки шин автомобилей и тонкие полоски велосипедных следов. Человеческие следы тоже отступали под её натиском. Все мечты, надежды и воспоминания заливало тягучим багрянцем.

Магнус больше не мог этого выносить.

Но бежать или передвигаться по воздуху он тоже не мог. Приходилось идти.

И Магнус шёл. С огромным трудом он переставлял ноги, кое-как вытаскивая их из кровавой реки. Ботинки и края штанин уже окрасились тёмно-красным, под подошвами хлюпало и чавкало, словно он оказался посреди болота, а не в Нью-Йорке.

Впрочем, в Нью-Йорке ли?

Закусив губу, Магнус огляделся по сторонам. Он не узнавал это место. Это место не давало ему ни единого шанса, чтобы узнать: справа мелькали знакомые бруклинские высотки, слева отражали свет защитные башни Аликанте, позади всё мешалось в причудливый урбанистический коктейль, а впереди... Впереди из тумана поднималась Эйфелева башня, но ключевым моментом была не она.

Ключевым был туман.

Туман Магнус всегда ненавидел — мерзкий, отвратительный, непроглядный. Липкий, холодный, пугающий. Подбирать эпитеты Магнус мог бесконечно, но суть оставалась в том, что туман его пугал. Даже если ты живёшь на свете веками и, казалось бы, уже ничего не должен бояться, за мутными серыми завитками тумана всегда пряталось самое страшное.

Зубастые морды, отвратительные гримасы, кровожадные чудовища, разочарованная — и вместе с тем снисходительная — улыбка отца...

Магнус шёл сквозь туман, борясь с желанием закрыть глаза — и отчаянно проигрывая эту борьбу. Страх сжимал горло, мурашками разбегался от шеи по позвоночнику, бил под колени, заставляя ноги дрожать и сгибаться. Это был дикий, животный страх, в своей примитивной силе не имевший ничего общего ни с вековым жизненным опытом Магнуса, ни с цивилизацией, которая его окружала.

Вот только и цивилизации вокруг больше не было. Туман поглотил её всю — и шпили башен, и свечки высоток, и слабые огни из окон домов... Магнус остался в этом тумане совершенно один.

Даже реки крови покинули его: под ногами либо больше не хлюпало, либо туман глушил эти звуки.

Единственным, что Магнус вообще сейчас слышал, было его собственное дыхание — испуганное, загнанное, хриплое, свистящее на вдохе и выдохе. Такое дыхание он слышал у безнадёжно больных, у тех, кому демоническим ядом прожгло гортань или стрелами пробило лёгкие, у тех, кто был одной ногой в могиле, у примитивных, у оборотней, у Нефилимов. У кого угодно, но только не у себя.

Но теперь...

Он шёл сквозь туман, поскальзываясь на окровавленной мостовой, то и дело порываясь поднять руки и развести ими белёсую пелену, словно шторы. Воздух врывался в горло тяжёлый и затхлый, глотать его было противно. Будь воля Магнуса, он остановился бы и упал прямо здесь — новым пиджаком в алые лужи, но что-то настойчиво гнало его вперёд.

Может быть, страх. А может быть, надежда на лучшее?

Даже если и так, его надежда быстро разбилась. Рваные клочки тумана расползлись по сторонам и унесли её с собой, разорвав на куски, вдребезги расколотили о твёрдые стены домов и острые шпили крыш. С тихим всхлипом надежда исчезла, превратившись в мутные хлопья, медленным снегопадом устремившиеся к земле.

Они падали все, как один, прямо на замершую вдалеке фигуру — знакомый поворот головы, тёмные волосы, широкие плечи, надёжно расставленные длинные ноги, вскинутый лук с дрожащей на тетиве тонкой стрелой.

— Александр?

Глава 1

Глава 1

Откинув одеяло, Магнус сел на постели.

Ему было холодно, руки дрожали — как всегда после таких пробуждений. Не самая худшая реакция, если уж на то пошло, ведь многие сновидцы после своих видений сутками не могли придти в себя, постанывая и содрогаясь.

Несмотря на то, что война закончилась пять лет назад и Магнус не имел к этому окончанию особого отношения, её послания без труда попадали в его почтовый ящик.

— Это, скажу я тебе, почти романтично, — пробормотал Магнус, подхватывая Великого Мяо и прижимая его к себе. Чужое тепло успокаивало. — Война посылает мне сны, пишет мне письма, отправляет своих голубей в мою голубятню...

Великий Мяо слабо мяукнул.

— Ты прав, последнее было уже пошловато.

Магнус не слышал своего голоса со стороны, но ему самому казалось, что говорит он сейчас довольно уверенно. Правда, излишняя болтливость всё равно выдавала волнение...

Каждый раз, наутро после подобного сна Магнус грешил на войну. Конечно, он не застал финальных сражений, но в любом случае успел достаточно увидеть и испытать. Однако Александр снился ему впервые.

Ну, не вообще впервые (потому что на самом деле Александр снился ему как минимум раз в неделю — да, до сих пор), а впервые в подобном кошмаре. Сам кошмар давно стал привычным: с залитыми кровью улицами Магнус познакомился примерно тогда же, когда Клэри впервые пришла к нему по собственной воле, а может и раньше, теперь трудно вспомнить. Правда, до сегодняшней ночи у него не возникало проблем с определением города, и в огне разрушений полыхал либо Нью-Йорк, либо — вот это сюрприз! — Аликанте. Но город, который снился Магнусу пару минут назад, был ему незнаком.

Возможно, такого города и вовсе не существовало.

Или — сон не указывал ни на одно конкретное место. Но, тем не менее, он говорил о многом: о том, что происходило что-то странное и, скорее всего, страшное; о том, что Магнус имел к происходящему какое-то отношение; о том, что привидевшиеся реки крови вполне могли залить улицы и наяву; о том, что Алек был в центре событий... о том, как сильно Магнус скучал по своему Александру.

Ни один, даже самый нежный и романтический — или страстный, сон не вызывал в нём столько эмоций.

Это было практически невыносимо.

Прошло пять лет, но даже если бы эти пять лет не казались секундой по сравнению с веками бессмертия, они всё равно ничего бы не изменили. Пять, десять, двадцать — неважно. То, что чувствовал Магнус, не имело бирки с указанным сроком годности, оно было бесконечным. Бесконечная тоска и бесконечное отчаяние — вот что сейчас обрушилось на его плечи, сменив уютное тепло одеяла.

— Паршиво, — вслух прокомментировал Магнус, но ни темнота, ни Мяо ему не ответили.

«Паршиво» и правда казалось ему сейчас самым точным словом из всех, что приходили на ум. Паршиво, и больно, и пронзительно, и «я так скучаю», и «когда же ты перестанешь мне сниться». Сегодняшний сон был особенным, но Магнус не хотел в это верить: он слишком хорошо знал, что не сможет усидеть на месте, если появится хоть одна причина для того, чтобы вернуться в Нью-Йорк.

Но вряд ли Алек ждал его — даже если отбросить в сторону их расставание (не самое правильное решение, но кто тут вообще говорит о правильности), пять лет для Сумеречного Охотника — достаточно большой срок. За это время можно было сотню раз умереть и сотню раз встретить кого-то, кто займёт место в сердце и не станет трахать мозги.

Ну, может быть и не сотню, но всё же.

Магнус устало вздохнул. Тёмные шторы закрывали окно, отрезая его от всего, что было снаружи, но не надо было уметь видеть сквозь них, чтобы понимать — до рассвета ещё далеко. Самое правильное сейчас — выбросить приснившееся из головы и постараться снова уснуть, желательно так, чтобы вместо кроваво-туманных картин привиделось что-нибудь светлое, доброе, с радугой, блёстками и конфетти.

Конфетти его разум оставил без внимания, а вот на «блёстки» сразу подкинул пару воспоминаний — вот сладко пахнущий гель для волос раскатывается по его пальцам, оставляя разноцветные искрящиеся крупинки на подушечках, а вот эти крупинки переливаются на коже Алека. На его груди, где лежала голова Магнуса, на ключицах и в ямочке между ними... На пальцах, которые он запускал Магнусу в волосы.

Такие воспоминания были логичным продолжением любого сна, в котором фигурировал Александр, но сегодня к щемящей тоске примешивалось кое-что ещё. Страх.

Магнус не просто проснулся с почти физическим ощущением присутствия Алека рядом, он проснулся с физически ощутимой тревогой — едкой как кислота, ядовитой как ртуть. Она походила на паутину, во всяком случае, опутывала его так же крепко, как паутина опутывает неосторожную муху... Алек всегда ненавидел пауков, а Магнус всегда боялся за Алека.

С большим трудом он подавил желание сорваться с места и броситься наводить портал.

Заснуть у Магнуса так и не получилось. Он так и просидел до утра — сгорбившись на постели и перебирая в памяти то картинки из прошлого, то подробности ночного видения. Калейдоскоп воспоминаний никак не желал отпускать его, словно какая-то невидимая сила заставляла Магнуса прижиматься к лицу и всматриваться во всполохи мрачных красок.

Только когда за окном рассвело, он сумел прекратить это глупое, ни к чему не ведущее занятие. Со стоном, как древний старик, Магнус поднялся с кровати и, на ходу приласкав Великого Мяо, медленно направился в ванную.

Из спальни туда вёл длинный, узкий коридор без единого источника света. Все, кто жил в этой квартире, прекрасно видели в темноте — а кое-кто мог и вовсе в любой момент наколдовать себе хоть свечи, хоть массивную люстру из королевского хрусталя. Магнус почти не зажигал света — с одной стороны, ему действительно это было не особенно нужно, а с другой... Это маскировало опустошённость, заброшенность его жилища и вместе с тем дарило это самое ощущение опустошённости и заброшенности.

Эта квартира была для него скорее берлогой, чем домом. Здесь он зализывал раны, здесь он пережидал бесконечно долгую зиму, наступившую после расставания с Александром.

Здесь он старался не думать о том, что позорно сбежал.

Да, возможно, это было глупо, но остаться в Нью-Йорке казалось ему тогда не лучшим решением. Прожив на свете несколько сотен лет, Магнус хорошо выучил несложный урок: некоторые вещи из памяти не стереть, как ни старайся. Сколько бы ни прошло времени, канареечные простыни будут всегда напоминать ему об Александре — а заодно и вывески всех кафе, из которых он утягивал домой пиццу, кофе или вишнёвые кексы... И двери всех магазинов, куда он безрезультатно пытался затащить Алека, и все перекрёстки, где они на секунду прижимались друг к другу, дожидаясь, пока светофор подмигнёт им зелёным.

Каждый камешек в мостовой, каждая травинка на газоне Центрального парка.

— Всё-таки есть кое-что, — кивнул Магнус своему отражению в зеркальной дверце шкафа в прихожей, — в чём Дамблдор круче меня.

Несколько секунд он для порядка подождал ответа, но отражение промолчало, и Магнус проскользнул мимо него. Взявшись за ручку двери в ванную комнату, он завершил свою мысль:

— Он мог бы стереть сам себе память. А я не могу.

Технически, всё-таки мог. Процесс потребовал бы некоторой возни — с ингредиентами, приготовлениями и всем прочим, но сам по себе не представлял из себя особенной сложности... И тем не менее Магнус не мог на это решиться.

Он знал, что Дамблдор смог бы — это была смелость из той же серии, как та, что позволила старику спланировать свою смерть или добровольно отдать часть руки (а вместе с нею и жизнь) в жертву тёмному заклинанию, и знал, что сам этой смелостью не обладает.

Оказавшись в ванной, Магнус первым делом до упора вывернул кран — и спустя пару секунд слабая струя ржавой воды ударила в стенку раковины. Он подставил под струю сложенные лодочкой ладони и дождался, пока вода заполнит их до краёв, а потом резко опустил в них лицо.

Кожу сразу же обожгло холодом. Магнус почувствовал себя немного бодрее.

Вцепившись пальцами в края раковины, он уставился на себя в зеркало. Отражение в темноте казалось неровным, черты лица расплывались, прятались в тенях, и единственным, что можно было разглядеть без труда, оставались глаза — жёлто-зелёные, по-прежнему яркие. Глядя самому себе в глаза, Магнус громко спросил:

— Ну?

Струйка воды дёрнулась в такт его голосу и раковина под пальцами заскрипела, так сильно он её стиснул. Кое-как оторвав руки от тонкого, кружевного от облупившейся краски металла, Магнус провёл ладонью по волосам. Короткие и взлохмаченные, они мягко ткнулись в руку, будто просили убежища.

Магнус подстригся сразу же, как уехал из Бруклина. Пытался состричь память вместе с волосами, да только вышло не очень. Память осталась на месте, а волосы отрастить обратно так и не удалось — с короткими оказалось значительно проще.

Он медлил. И чем больше он медлил, тем яснее становилось очевидное: настало время что-то предпринимать.

Приснившийся сегодня ночью сон не был обычным сном, ясно как дважды два.

Он думал, что его тревога рассеется утром, вместе с темнотой, которая будет вынуждена отступить под солнечными лучами. Но темнота была постоянной гостьей в его холодной квартире — или хотя бы её младшая сестра, полутьма, так что на избавление от страха нечего было и надеяться.

Его сердце всё ещё было не на месте. Магнус чувствовал, что в Нью-Йорке (или всё-таки не в Нью-Йорке?) происходит что-то, что требует его присутствия. Что требует его присутствия рядом с Александром.

Ладно. Может быть, он обманывал себя, выдавая желаемое за действительное. Может быть, его подсознание просто искало способ вернуться и наконец-то нашло повод, исполненный благородства и самообмана: мол, я возвращаюсь не потому, что схожу с ума вдалеке, а потому, что просто должен помочь...

— Я возвращаюсь, — попробовал Магнус эту фразу на вкус. — Я возвращаюсь.

***

Смотаться в Нью-Йорк, одним глазком посмотреть, как дела у Александра и вернуться обратно, было заранее обречённой на провал идеей, и Магнус не мог этого не понимать. Потому, собственно, ничего подобного он и не планировал.

Самым главным пока что было просто — вернуться.

Он не сомневался, что в Нью-Йорке за время его отсутствия многое изменилось, как, впрочем, и во всём Нижнем Мире. Сложно было уловить это с первого взгляда — всё те же улицы, всё те же здания, всё те же зачарованные резиденции полукровок всех цветов и мастей, но, оставив позади Валентина, наследие Круга, Себастьяна, последствия войны и устаревшие взгляды на сотрудничество с Нежитью, Конклав не мог не «переродиться». Это было ясно как день. О конкретных переменах Магнус мог только догадываться — если бы в прошедшие пять лет это его хоть сколько-нибудь интересовало, но самое главное сейчас заключалось не в этом.

Самое главное сейчас заключалось в том, что, уходя, Магнус не оставил за собой никаких прав на место Верховного Мага Бруклина, и теперь этот титул носил кто-то другой.

Он даже знал, кто.

Её звали Линнея, «цветок-близнец», и она скорее походила на водяного, чем на мага. У неё была зеленоватая кожа, как у Рагнора Фелла, и перепонки между тонкими пальцами — по шесть на каждой руке. Может быть, их с Рагнором отцом был один и тот же демон, раз их колдовская метка вышла такой похожей, кто знает…

Магнус встречался с ней до того, как сбежать из Нью-Йорка — на собственных вечеринках, но никогда не думал, что настанет день, когда их положение переменится. Причём не только в смысле статуса и иерархии: вместе с титулом Линнея получила и апартаменты Верховного Мага. Не то чтобы они были переходящими, как королевский дворец или Институт Сумеречных Охотников, вовсе нет. Магнус в своё время просто облюбовал эти высотки — другие Верховные Маги, при условии их появления, были отнюдь не обязаны жить именно здесь. Но, покидая Нью-Йорк, Магнус бросил эту квартиру, а Линнея, фигурально выражаясь, умудрилась подобрать выпавшие из его кармана ключи.

При мысли о том, что теперь эта полузнакомая зеленокожая женщина ходила по коридорам, по которым ступали его босые ноги, прикасалась к стенам, которые видели Александра, Магнус чувствовал смутное беспокойство. Но, что хуже всего, Линнея сделала всё возможное, чтобы до неузнаваемости изменить эту квартиру: другая мебель, другие обои, даже от радужных штор остались только воспоминания. Наверное, это было глупо или даже параноидально, но он никак не мог избавиться от странного чувства, словно Линнея сделала это назло.

За свою долгую жизнь Магнус не раз встречался с людьми, готовыми до последнего топтать труп поверженного противника, только бы поверить в свою победу. Конечно, их с Линнеей сложно было назвать противниками, между ними не было никаких столкновений — строго говоря, он даже не знал, что ей зачем-то нужен титул Верховного Мага, но всё же… Её поступок слишком походил на затаённую месть, на этакое «смотри, теперь у меня есть всё, что когда-то было твоим».

Большим плюсом здесь было то, что обычно Магнуса никак не задевали подобные выпады. Если бы он захотел вернуть себе своё положение, он легко обошёл бы Линнею в магии. Ему хватило бы пару раз щёлкнуть пальцами, в этом Магнус не сомневался.

Линнея, видимо, тоже.

— Ты давно не показывался в Нью-Йорке, — она натянуто улыбнулась, и её перепончатая рука чуть дрогнула. Чайник дёрнулся.

Чуть подкрашенная красным вода с мягким ароматом трав пролилась на столик, и Магнус с трудом подавил в себе желание быстро произнести заклинание, чтобы убрать её. Теперь это был не его дом, а значит, распоряжаться предстояло хозяйке.

К его удивлению, Линнея не стала использовать магию. Вместо этого она промокнула воду салфеткой и отложила салфетку на край стола. Её глаза на секунду встретились с глазами Магнуса, но практически сразу Линнея отвела взгляд.

— Да, я… отдыхал, если можно так выразиться. Далеко.

Интересно, был ли в Нижнем Мире хоть кто-то, кто не знал, что произошло? Хоть кто-то, кто не обсасывал в сплетнях, как зарвавшийся маг встречался с мальчишкой из Нефелимов, а потом…

Думать об этом не стоило. Магнус только надеялся, что реальность была далека от его размышлений и никому из нежити не было до него особого дела. Тем более, пять лет спустя.

— С тех пор многое изменилось, — Линнея сделала осторожный глоток.

Магнус улыбнулся — скупо, на пробу.

— О, поверь мне, я вижу. Ты отлично постаралась с ремонтом. — Он почти не кривил душой, когда говорил об этом. Она действительно постаралась, квартира выглядела прекрасно, вот только… Ладно, личные чувства на то и личные, чтобы держать их исключительно при себе.

— Я не только это имела в виду, — голос Линнеи чуть изменился, и Магнус внимательно посмотрел на неё.

У нынешнего Верховного Мага Бруклина было довольно привлекательное лицо: высокий лоб, правильный нос, полные губы. Если бы не зеленоватая кожа и мутные глаза, её назвал бы красивой даже обычный человек, но Магнус давно привык не обращать внимания на такие детали или, наоборот, относиться к ним как к изюминке.

Тёмные, как водоросли, волосы Линнеи были перевиты мелкими лилиями и убраны в причёску, похожую на те, что носили в девятнадцатом веке.

«Похоже, не я один скучаю по тем временам», — мысленно хмыкнул Магнус, но тут же вернулся к реальности. Не было времени вспоминать о прошлом, нужно было решать, что делать с настоящим. И в этом настоящем, судя по всему, происходило что-то, о чём он не знал.

— Позволь поинтересоваться, о чём ты? — не желая показаться ни встревоженным, ни заинтересованным, лениво спросил Магнус.

— Всё. — Линнея многозначительно обвела комнату рукой, словно это должно было мгновенно донести до Магнуса суть. — Война закончилась.

— Это я вижу.

Магнус почувствовал лёгкое раздражение, и вместе с тем по его спине пробежали мурашки. Против воли он снова вспомнил свой сон: реки крови, заливающие мостовую, жуткий туман, оскалённые морды демонов… Ему вспомнилась и война — такая, какой она была для него. Лишённые силы башни Аликанте, обступившие его со всех сторон иблисы, и подоспевшая как нельзя кстати помощь Александра. Это был не первый раз, когда Магнус видел его в бою, но он всё равно поразился ловкости, с которой Алек расправлялся с чудовищами.

Позже ему выпал шанс ещё раз наблюдать его в битве, только уже не с демонами, а с Сумеречными Охотниками. Точнее, с Тёмными Нефилимами, которых вёл в бой Себастьян.

Ну, то есть Джонатан Моргештерн.

Линнея говорила правду: с тех пор действительно многое изменилось. Джонатан, например, пал, но это было единственным событием, о котором сложно было остаться в неведении. Никаких подробностей Магнус не знал.

Сознательно отдалившись от Нижнего Мира, он на пять лет отрезал себя от всех источников связи. Сейчас это казалось ему скорее недостатком, чем способом сохранить свою жизнь в относительном спокойствии, больше похожем на «отстаньте от меня, я просто хочу лежать и предаваться унынию», поэтому…

Он решил всё исправить.

— Что же именно произошло? Расскажи мне, Линнея. И, если тебя не затруднит, то с самого начала, конечно. — Откинувшись на спинку кресла, Магнус вытянул ноги.

Линнея совсем не удивилась такому вопросу.

Чуть прищурившись, она по примеру Магнуса отставила чашку и, с ногами забравшись в кресло, принялась говорить. Она рассказала Магнусу, что Джонатану удалось если не заставить весь мир пылать, то хорошенько встряхнуть его. По крайней мере, весь Нижний Мир.

Вместе с Лилит он сумел захватить ангела. Как и его отец, ангельскую кровь Себастьян хотел использовать для экспериментов с новой расой, а заодно — чтобы погасить Небесный Огонь, горевший в Джейсе. Небесный Огонь — библейское пламя, огонь и сера, горящий куст в пустыне, — вспыхнув в мече Архангела Михаила, он уничтожил всё демоническое в Джейсе, сжёг в нём всё, что натворила Лилит. Связь между Джейсом и Джонатаном распалась, но взамен появилось кое-что ещё.

Тот самый Небесный Огонь. Он никуда не делся — остался в теле Джейса, под его кожей и в его венах, и теперь не только ненависть и желание отомстить делали Джейса идеальным кандидатом на роль убийцы Джонатана.

Нефилим с кровью ангела против Нефилима с кровью демона — это ничья. Но Нефилим с кровью ангела и божественным пламенем — это уже совсем другой разговор.

Что конкретно Джонатан планировал сделать, чтобы победить, так и осталось загадкой. Известно было другое. Вырвав у ангела крылья — идеальная форма и перья, словно отлитые из золота, — он отправил их в Институт, пришпилив сверху записку всего с одной только фразой на древнегреческом.

Фраза гласила «Erchomai». Я иду.

Линнея повторила эту фразу с восторженным придыханием, и Магнус настороженно сдвинул брови. Демоническое начало частенько брало своё, и «плохих ребят» среди магов было, пожалуй, больше, чем хороших или тех, кто придерживался нейтралитета, так что ничего удивительного в благоговении Линнеи перед младшим Моргенштерном, не было. И всё же от этого Магнусу стало немного не по себе.

Впрочем, рассудив, что, по сути, чужие пристрастия — это не его дело, а до «не его дел» ему дела нет, Магнус принялся слушать дальше.

«Я иду», — так написал Джонатан. Но когда он всё же пришёл, ему оказали достойный приём. Оружие, которое он любовно создавал для того, чтобы одержать победу и сжечь этот мир до костей, подвело своего создателя, оказавшись слабее клинков Серафима. Захват небесного заложника не сработал — сын своего отца, он прогорел на том же, на чём когда-то и Валентин. Видимо, у планов Моргенштернов была какая-то фатальная несовместимость с райскими созданиями…

Так или иначе, Джонатан был схвачен и обезврежен. И уничтожен.

Вместе с Джонатаном, выполнив свою миссию, прекратил своё существование и Небесный Огонь внутри Джейса. Священное пламя исчезло, оставив на память только ожог на ладони, стоило только его носителю умертвить Джонатана.

А ещё вместе с Джонатаном погибла и Клэри Фрей, но никаких подробностей Линнея не знала. Магнус почти спросил, что же произошло с Лайтвудами, но вовремя поймал себя за язык. Если бы с Александром что-то случилось, он бы почувствовал.

— Теперь, — Линнея изогнулась в кресле, словно огромная кошка, и в глазах её на миг сверкнули желтоватые огоньки, осветив то унылое болото, которым казался её взгляд, — у нас другие законы. Мы получили свои места в Совете — маги, вампиры, оборотни… И даже фейри, несмотря на то, что они сражались на стороне Моргенштерна.

Магнус не знал, что в этом удивляло Линнею, но, на его взгляд, сам по себе этот ход был достаточно мудрым. Недооценивать фейри не стоило — и выпускать из внимания тоже, поэтому Конклав всё сделал, как нужно.

— Каждую расу, — продолжала Линнея, — представляют их лидеры.

— Значит, от магов… — Магнус задумчиво побарабанил пальцами по подбородку.

— Выступают Верховные Маги. — Она уставилась на него с неприкрытым вызовом, как будто ждала немедленной и бурной реакции.

Но Магнус не собирался вскакивать и, топая ногами, требовать назад своё место. Даже если он действительно хотел его вернуть…

А хотел ли?

Пожалуй, нет, но… Глядя в мутные глаза Линнеи, оглядываясь по сторонам, думая о том, что произошло, Магнус понимал, что другого выхода нет. Александр не захочет с ним разговаривать, Изабель не пустит его на порог Института, Джейсу нет до него ни малейшего дела — а значит, и выбор у него не велик.

Если хочешь, чтобы с тобою считались, стань тем, с кем станут считаться. Если все дела с Институтом решаются через Верховного Мага, стань Верховным Магом. Если это единственный способ приблизиться к Сумеречным Охотникам, воспользуйся им.

Сообщать об этом Линнее он пока что не собирался.

Глава 2

Глава 2

Каждый раз, пробираясь ночами по запутанным коридорам Нью-Йоркского Института, Изабель Лайтвуд благодарила судьбу за то, что росла именно здесь и за свою жизнь успела выучить все повороты, запомнить каждую выбоину в каменном полу под ногами. Не знай она Институт как свои пять пальцев, давно бы заблудилась и забрела куда-нибудь не туда — а может быть, там и осталась бы.

Она осторожно, на цыпочках, шагала по коридору, держа в руках снятые сапоги и стараясь ступать как можно бесшумнее. Изабель только что вернулась со срочного вызова и вернулась с него в одиночестве: трое Пожирателей на пересечении Парк Авеню и Шестьдесят Восьмой Восточной Улицы были недостаточным поводом для того, чтобы тащить с собой уставшего брата.

У Алека сегодня был очередной трудный день. Вместе с гостившими у них юными Сумеречными Охотниками он охотился на демонов в Бруклине, и, пожалуй, только Изабель знала, как тяжело ему давался каждый шаг в этом районе. Но ничего не попишешь, человекоподобные демоны, питавшиеся людской энергией, были замечены именно там, и именно они, по мнению Конклава, были подходящей целью для тренировочных рейдов. Во всяком случае, для конкретно этого тренировочного рейда.

Обязательным условием обучения молодых Нефилимов была охота на разных демонов, и Алек, неожиданно оказавшийся хорошим учителем, старался следовать этому правилу.

Впрочем, кто ещё, если не он, мог оказаться хорошим учителем? Изабель прекрасно помнила, как он прикрывал их с Джейсом спину, как хорошо умел видеть всё поле боя сразу — особый навык, необходимый для лучника, как безошибочно мог ощущать каждого, с кем сражался бок о бок… Это делало его лучшим для работы с подростками.

Она сама, например, ни за что бы не уследила за кем-то, кроме себя. Хотя у Конклава, видимо, было совсем другое мнение на этот счёт, раз уж он доверил Изабель управление Институтом.

Но с тех пор, как она не уберегла свою семью, Изабель перестала себе доверять.

«Не уберегла» — это случалось с ней слишком часто. Сначала Макс, потом — как она думала, —Джейс, а когда Джейс совершенно точно, окончательно и бесповоротно вернулся, исчезли родители и Саймон. И Клэри, что автоматически сводило на нет возвращение Джейса.

Джонатан — или как Изабель было привычнее его называть, Себастьян, — захватил Клэри в заложники во время последнего боя. Переманить её на свою сторону ему так и не удалось — ни заклятиями, ни рунами, ни силой, ни ложью, ни с помощью Лилит, ни под угрозой смерти, и потому он выбрал другую дорогу. Схватив Клэри, чтобы защититься от Джейса, Себастьян заявил, что отпустит её, но только если Джейс сложит оружие.

Если бы на месте Джейса оказался Конклав, он ни за что не повёлся бы на эту провокацию, но Джейс любил Клэри, а значит, выбора у него не было.

Он бросил меч, отшвырнув его ногой, как и просил Себастьян, а тот, широко улыбаясь, двумя руками свернул Клэри шею. Как будто котёнку. Или птенцу. Или собственной сестре — ради минутного удовольствия.

Изабель не знала, чего Себастьян ожидал, поступив таким образом.

Может быть, он думал, что горе парализует Джейса, лишив его возможности думать и двигаться, но этого не случилось. Обезумев от ярости, Джейс бросился вперёд, и Небесный Огонь превратил Себастьяна в горстку пепла.

Только Клэри это уже не вернуло.

Иногда Изабель казалось, что лучше бы и с Саймоном произошло нечто подобное. Во всяком случае, в её собственной системе ценностей мгновенная смерть была куда более приемлемым вариантом чем то, что происходило с ним.

Она не назвала бы это ни смертью, ни жизнью. И существованием тоже не назвала бы. Майя сквозь слёзы выдохнула короткое словечко из языка примитивных — «кома», и, хотя Изабель не знала, что это значит, звучало оно подходяще. Так же холодно и безнадёжно.

Саймон был ранен. Строго говоря, он был ранен множество раз — Изабель так и не смогла пересчитать его повреждения, каждый раз сбиваясь на третьем десятке. Серебряные наконечники стрел, проткнувшие ладони и ступни, пригвоздили его к земле, лишив возможности двигаться, и две армии в итоге столкнулись прямо над ним. Случайные удары располосовали всё тело, чужие ноги перемололи его кости так сильно, что даже вампирская регенерация оказалась не способна помочь.

Но, что намного хуже, за пару минут до этого Саймон сцепился с Лилит. Ему хотелось ей отомстить — за ту ночь на крыше, за то, что она сделала с Клэри, за то, кем она сделала Маурин, а ведь никто из одержимых местью не думает о безопасности. Вот и Саймон не думал.

Лилит хватило несколько ударов, чтобы отбросить его, а потом её змеи, выметнувшись из глазниц, вцепились ему в горло. Демонический яд попал в его кровь. Когда Изабель изо всех сил замахнулась хлыстом, обвивая обеих змей сразу и пытаясь оттащить их от Саймона, было уже слишком поздно.

Он был отравлен — а потом подоспели и стрелы.

С тех пор своего Саймона Изабель больше не видела. Осталось только его тело — серая кожа, запавшие щёки и грудь, поднимающаяся по старой, ещё человеческой привычке. Как вернуть его к жизни или не-жизни, не знал никто. В старинной библиотеке Института не нашлось ничего, что могло бы помочь, а Безмолвные Братья оказались бессильны, ведь они лечили Сумеречных Охотников, а не вампиров.

Изабель пыталась дозвониться до Магнуса, но он не снимал трубку. Оно и понятно: Магнус наверняка думал, что она звонит ему, чтобы в очередной раз объяснить, как неправ он был, бросив Алека, или как сильно Алек страдает, или какое Магнус чудовище и как она надерёт ему задницу при следующей встрече…

А потом появился новый Верховный Маг Бруклина. Точнее, появилась. Её звали Линнея, у неё была зеленоватая кожа и она, подобно всем остальным, понятия не имела, как заставить Саймона снова открыть глаза.

Саймон и Клэри были не единственными, кого они потеряли на этой войне. Высшие демоны разорвали на куски Джордана и серьёзно ранили Люка, а когда Мариза и Джослин встали над ним, упавшим, от боли потерявшим сознание, те с рёвом протянули к ним когтистые лапы.

Джослин успела отпрыгнуть. Мариза – нет.

Следующим погиб Роберт. И хотя он успел отомстить за жену, Изабель от этого легче не стало. Ей до сих пор снилось то поле боя: неестественно вывернутые тела, распотрошённые животы и оторванные головы, реки крови и лужи чёрного ихора, запах серы, Джейс на коленях — кулаки колотят о землю, и окаменевший Алек со стеклянным взглядом и руками, повисшими словно плети. Он стоял над телом отца — такой же пустой и безжизненный, разве что только живой.

В один день они лишились родителей и друзей. Были и другие потери, но считать их Изабель не видела смысла. Фамилии и имена проходили мимо неё белым шумом (ещё один термин от Майи), и невозможно было думать о чём-то, кроме того, как много они — лично они! — потеряли.

Майя потеряла Джордана, Джейс потерял Клэри. Изабель почти потеряла Саймона («почти» было вопросом времени, не иначе), Алек потерял Магнуса безо всяких «почти», пусть война и не имела к этому отношения. Ни одна любовь не осталась в целости и сохранности, и ни одна семья. Изабель, Алек и Джейс потеряли родителей — Маризу и Роберта, Джослин и Люк остались без дочери — Клэри.

Всех их вместе и каждого по отдельности война превратила в сирот.

Как жить с этим дальше, Изабель понятия не имела, но почему-то жила. Утром проверяла Саймона, днём управляла Институтом, вечером пересказывала Саймону «Звёздные Войны», ночью убивала демонов. В перерывах — обнимала Алека и старалась не плакать.

На самом деле, недавно у них появилась причина держаться.

Толком задуматься о ней Изабель не успела. Повернув за угол, она резко остановилась: из-под двери комнаты, в которой жила Ливия Блэкторн, одна из гостивших у них учеников Алека, пробивалась тонкая полоска света. А стоило Изабель подойти поближе, как она услышала и голоса.

Ливия что-то оживлённо обсуждала со своим братом-близнецом Тибериусом.

Ничего криминального в этом не было, а подслушивать чужие разговоры не входило в планы Изабель. И даже то, что ночью, вместо того, чтобы набираться сил перед завтрашней тренировкой, молодые Нефилимы о чём-то трепались, её не особенно волновало, так что Изабель, перехватив сапоги поудобнее, отправилась дальше по коридору.

***

Три часа тренировки, и Блэкторнов можно было выжимать.

Близнецы Тибериус и Ливия и их младшая сестрёнка Друзилла гостили в Институте уже второй месяц, и все два месяца они никак не могли привыкнуть к нагрузкам, которые Алек давал им. На его собственный взгляд, бег в полном вооружении, спарринги на деревянных мечах, подтягивание, стрельба и балансировка на балках не представляли собой ничего сложного — даже в пятнадцать лет, но они почему-то справлялись с трудом.

Хотя… Они, по крайней мере, не возмущались, а вот если бы самого Алека в те же пятнадцать лет заставили час бегать вокруг Института в боевом снаряжении, с луком и колчаном за спиной и двумя мечами на поясе – он послал бы такого учителя к чёрту.

Ну, хорошо, не послал бы. Но недовольным остался бы — и, скорее всего, затеял бы спор, мол, нет в этом никакой необходимости, и тридцати минут за глаза бы хватило, всё равно он не собирается ни убегать от демонов, ни часами гоняться, в жизни всё происходит намного быстрее.

Но между тем Алеком Лайтвудом и сегодняшним было восемь лет разницы, и за восемь лет много чего успело произойти. Например, почти смерть от руки высшего демона. Или битва в городе, на который никто никогда не ожидал нападения, в Аликанте. Или сражение с Тёмными Нефилимами, небывало сильными, небывало быстрыми, смертельно опасными. Или бой, в котором он потерял обоих родителей.

Война научила его, что нет такого понятия — «слишком много тренироваться». Или «слишком много охотиться».

Тренировки и охота были тем, что отвлекало его от воспоминаний. Он не злоупотреблял ни тем, ни другим, хотя сперва Изабель и боялась за него, полагая, что он забудет про сон, с клинком наперевес шатаясь по улице или всаживая стрелы в мишени одну за другой. Но без здорового сна невозможно нормально охотиться, и потому Алек никогда им не пренебрегал.

На его счастье, сны ему ни разу не снились.

Он ждал кошмаров, причём не столько о войне, сколько о Магнусе — заброшенный туннель метро, печальное лицо с золотисто-зелёными глазами и восточными скулами, собственное отчаяние, их последний поцелуй и сверкающий между ними Ведьмин Огонь… Но кошмары не приходили. Закрывая глаза, Алек проваливался в пустоту — и ни единого раза эта пустота не превратилась во что-то другое. Мысли и воспоминания атаковали лишь наяву, но с этим он научился справляться.

Его способ борьбы был неожиданно одобрен Конклавом. Александра Лайтвуда, успешного охотника, убившего чёртову гору демонов, приводили в пример, к его словам прислушивались на каждом заседании Совета — если только он удосуживался туда заглянуть. Была какая-то горькая ирония в том, с каким вниманием, пониманием и радушием относился теперь к нему Конклав, такой жестокий и равнодушный до этого. Умом Алек понимал, что причины просты: война многое подчеркнула и показала, времена — а вместе с ними и правила — изменились, другие люди заняли кресла в Совете, но на душе всё равно было паршиво.

Словно для того, чтобы его начали считать за нормального человека, ему нужно было всего-ничего — избавиться от Магнуса Бейна.

Никто, кроме Джейса и Изабель, не знал правды об их расставании. Или, если точнее, никто, кроме Джейса и Изабель, не знал об их расставании вообще ничего, кроме того, что Магнус из Нью-Йорка исчез, а Алек в Нью-Йорке — остался.

И он пытался жить дальше. Пять лет — долгий срок, и за это время боль должна была притупиться. Но она плевала на все эти «должна». Алек видел Изабель, каждое утро проверяющую, не очнулся ли Саймон, Алек видел Джейса и Майю, часами потерянно молчащих напротив друг друга — и почему-то считающих, что одинаковое горе должно их объединить…

Он видел их всех, но не видел, чтобы боль проходила. Шли только годы.

Тогда, давно, он ни за что не поверил бы, что станет кого-то учить. Сейчас это казалось естественным, словно вечная любовь к знаниям, стремление контролировать ситуацию и, как утверждала Изабель, умение видеть всё, что происходит на поле боя, рвались наружу, но в каком-то новом, более мирном, чем постоянные убийства, пути.

Если только, конечно, тренировки с оружием можно назвать чем-то более мирным.

…Блэкторнов отправили к ним после того, как Лос-Анджелесский Институт, которым руководила эта семья, был разрушен водными демонами. Целая стая облепленных тиной чудовищ всех форм и размеров обрушилась на неприметную церковь, под личиной которой прятался Институт, и разнесла его практически до основания. К счастью, никто не пострадал — Блэкторны сумели вовремя среагировать и организовать оборону, а чуть позже к ним присоединились и другие Нефилимы, получившие сигнал тревоги.

Но оставаться в повреждённом здании было небезопасно — по крайней мере, оставлять там детей. Самого младшего, Октавиана, под присмотром самой старшей, Хелены, отправили в Пекин — местным Институтом руководили родители её девушки, Алины Пенхоллоу. Джулиан Блэкторн и Эмма Карстаирс отправились в Идрис, а Марк, ровесник Алека, остался с родителями, присматривать за Институтом, заново рисовать защитные руны и оберегать город от демонов.

Алек понимал это решение и не имел ничего против того, чтобы поделиться своим мастерством с теми, кто перебрался в Нью-Йорк.

Решительная и смелая, Ливия Блэкторн была его любимой ученицей. Эта хрупкая девушка — каштановые волосы, голубые глаза, романтичные платья и умение сражаться обеими руками одновременно — старалась больше всех. И охотилась лучше всех. Это было вполне объяснимо, ведь ей постоянно приходилось прикрывать своего брата.

Тибериуса решительно не интересовали демоны. И вампиры. И оборотни. И оружие. И всё остальное, что должно было интересовать пятнадцатилетнего мальчишку-Охотника. Единственным, что ему нужно, было время. Время для того, чтобы читать детективы или придумывать детективы, или ползать по Институту с очередным самостоятельно изобретённым и изготовленным прибором для снятия отпечатков пальцев и мешком под улики.

Была ещё Друзилла, их младшая сестрёнка, чрезвычайно заинтересованная в том, чтобы овладеть стрельбой из лука. Изабель говорила, что это потому, что ей просто «нравится-нравится» Алек, а Алек после таких слов по пять минут приходил в себя, пытаясь не вспоминать о Магнусе и его «нам что, теперь по двенадцать?». Хотя Изабель, конечно, ничего плохого не имела в виду и была вовсе не виновата…

Так вот, Друзилле действительно было двенадцать. Ну или, может быть, тринадцать, Алек точно не помнил. И она проявляла огромное рвение в тренировках, не боясь ни долгих пробежек, ни учебных рейдов, ни порезаться, пока точишь клинок Серафима.

Это была неплохая черта, но больше Алека в ней ничего не интересовало.

***

Деревянные мечи, больше похожие на обычные палки, сталкивались с сухим треском. Звук не шёл ни в какое сравнение с радостным звоном металла о металл или о чужие доспехи, или с глухими ударами металла по толстой демонической шкуре, или с чавканьем, с которым металл проваливался в легко уязвимую плоть. Звук был спокойным и даже в чём-то умиротворяющим.

Пока раздаётся этот звук, всё происходит не по-настоящему.

Алек наблюдал за Тибериусом и Ливией, сражающимися друг с другом, и заранее знал, что ничего хорошего из этого спарринга точно не выйдет. Мало того, что близнецы чувствовали друг друга не хуже, чем парабатай, так Ливия ещё и поддавалась своему рассеянному братцу, хотя, как Алеку порою казалось, победить он был в состоянии разве что обессиленного трёхнедельной голодовкой вампира.

И то — исключительно на солнцепёке.

Не то чтобы Алека это раздражало. Он прекрасно помнил, что и Макс никогда не был особо заинтересован в сражениях и тренировках, гораздо интересней ему казались книжки и комиксы, так что сложно было не вспоминать о нём, глядя на то, как Тибериус во время ужина забывает положить кусок в рот, зачитавшись очередным детективом.

В чём-то это было даже мило — этакая обычная, нормальная жизнь посреди бесконечных битв, вот только… Сумеречные Охотники появились на Земле не ради обычной, нормальной жизни. Ангелы поделились с ними своей кровью не для того, чтобы они читали книжки и комиксы, отдыхали и развлекались. Они сделали это для того, чтобы примитивные могли читать книжки и комиксы, отдыхать и развлекаться — пока Нефилимы стояли на страже их жизни.

Их было слишком мало для того, чтобы они могли позволить себе заниматься, чем хочется.

— Ладно, хватит, — Алек хлопнул ладонью по лавочке, и сидевшая рядом с ним Друзилла испуганно подскочила.

Впрочем, она тут же справилась с собой и широко распахнутыми глазами уставилась на него, ожидая каких-либо указаний. Глаза у неё были лазурными, как океанская вода на пляжах Лос-Анджелеса, а ещё — огромными и наивными.

Алек поднялся.

— Можете отложить мечи… — Он подошёл к Тибериусу и Ливии, и близнецы повернулись к нему. Тибериус хмурился, Ливия улыбалась, всё как обычно. Она, как и Друзилла, ждала новых заданий, и Алек указал рукою на балки под потолком: — Полчаса на тренировку равновесия, и свободны.

Несколько секунд он наблюдал за близнецами. Ливия оказалась на балках первой: ловко вскарабкавшись по канату, она замерла на краю, широко расставив ноги и выжидающе глядя на Тибериуса. Можно было подумать, что для него подъём наверх станет проблемой, но нет. За два месяца он многому научился.

Когда он, раскинув руки и легко балансируя на узкой балке, побежал за сестрой, Алек повернулся к Друзилле.

— Наша очередь, — он скупо улыбнулся, поднимая оставленный Тибериусом меч.

Друзилла с готовностью вскочила.

Она дралась, как ребёнок: быстро, порой даже торопливо, и от души компенсируя нехватку умения энтузиазмом. Алек легко отражал её нехитрые атаки, и, не без труда пробиваясь сквозь град её ударов, атаковал сам — скорость у этой девчонки была феноменальной, и эта скорость играла ей на руку. Правда, уворачиваться и защищаться скорость не особенно помогала, и потому редкие выпады Алека чаще всего достигали цели.

— Тебе надо учиться анализировать, — сказал он, быстро поднимая вверх свой меч, чтобы встретить её удар, — а не просто бездумно махать мечом и так же бездумно отпрыгивать в сторону.

— Тогда я стану как Тибериус. — Друзилла попыталась достать его справа. — И вообще, если всё время анализировать, то драться когда?

Алек пригнулся, и кончик её деревянного меча просвистел у него над головой.

— Это придёт со временем. — Новый удар обрушился сверху, а потом ещё один, и ещё. Упав на спину, он перекатился через себя, и отпрыгнул в сторону, тут же выставив свой меч перед собой. — Ты должна научиться чувствовать противника, знать, что он сделает в следующий момент…

Иллюстрируя свои слова, он взмахнул мечом, принимая на его широкое «лезвие» очередной выпад Друзиллы. Раздался стук, меч Друзиллы соскользнул, и в стороны брызнули короткие щепки — таким сильным оказался этот удар.

— Зачем мне чувствовать демона? — Друзилла пожала плечами.

Алек отдёрнул руку и быстро шагнул вперёд, поднырнув под её замах. Обманный выпад — и, пока Друзилла пыталась отбиться, наугад размахивая мечом (ещё глаза бы закрыла для верности!), он очутился у неё за спиной.

— Вот за этим. — Его деревянный меч боком упёрся ей в горло. — Ты убита.

Друзилла замерла в его руках, настороженная, как оленёнок. Её затылок едва доходил Алеку до груди, и на миг его захлестнуло щемящей нежностью — вспомнилась маленькая Изабель. В тринадцать лет она убила своего первого демона и начала всерьёз интересоваться мальчишками. В тринадцать лет она по-прежнему была его любимой младшей сестрёнкой — и всегда ей останется.

— Демоны так не говорят. — Друзилла запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, и наваждение рассеялось вместе со звуками её голоса.

Это была не его маленькая сестрёнка.

Алек опустил меч и отступил. Ему стало неловко.

Он никогда не был особенно проницательным, но в глазах Друзиллы светилось неприкрытое обожание, и этого не заметил бы только слепой.

Но подавать девочке беспочвенные надежды абсолютно не стоило.

Не зная, что сказать, Алек решил занять себя делом. Он аккуратно повесил деревянный меч на стену, знаком показав Друзилле, что и ей следует сделать так же, а потом уселся, чтобы перебрать свои стрелы. Но не успел он достать их из колчана, как его внимание привлекли Ливия и Тибериус.

— Так нечестно! — раздался откуда-то сверху обиженный голос. Это была Ливия.

— Всё честно, — мягко возразил ей Тибериус.

Не понимая, что такого нечестного может быть в том, чтобы бегать по балкам, Алек поднял голову. Близнецы спорили прямо над ним.

— Так ты тут и прятался всё это время?

Отлично. Значит, вместо того, чтобы тренировать равновесие, этот парень прятался, наверняка подсчитывая в уме, за сколько секунд его сестра окажется способна его отыскать.

Ну и что с ним теперь делать?

— Но я не прятался, — Тибериус пожал плечами.

Уже лучше.

Ливия шагнула к нему, её лицо было возмущённым.

— Как же! Я тебя везде искала, а ты, оказывается, был на самом виду…

— Так всегда и бывает, — неожиданно прозвучало от двери. В проходе замер Джейс. Он был бледен, тусклые волосы безжизненно падали на лицо. — Если хочешь что-нибудь спрятать, положи это на видное место. Старое правило.

За спиной Джейса маячила Майя, её многочисленные косички были собраны в высокий пучок, что придавало ей небрежный и одновременно грациозный вид.

Они с Джейсом были чем-то похожи. Одинаково потухшие взгляды, одинаково погрустневшие уголки губ. Одинаковое горе — они оба потеряли любимых. Первое время Алек искренне верил в то, что Джейс будет бороться, но Клэри значила для него слишком много, чтобы можно было справиться с этой потерей. Джейс опустил руки.

А вот Майя ещё пыталась справиться, и её способом было помогать Джейсу. Они даже охотились вместе, и иногда Алек с ревностью думал о том, что скоро они просто нарисуют себе Связующую Руну и Джейс перестанет нуждаться в своём парабатай.

С другой стороны, он уже и сам отвык от того, чтобы охотиться с кем-то вместе.

— Спускайтесь, — крикнул Алек Тибериусу и Ливии, поднимаясь, чтобы поприветствовать Джейса и Майю.

— А стрелы? — робко спросила Друзилла у него за спиной.

Алек оглянулся.

Совершенно смущённая, она держала в руках его колчан. Её короткие — едва закрывавшие мочки ушей — волосы были взлохмачены, щёки горели румянцем.

— Сможешь отнести их в оружейную?

Закусив губу, Друзилла кивнула.

— Спасибо, — Алек благодарно похлопал её по плечу. — Всё, тренировка закончена!

Больше не оглядываясь, он поспешил к выходу.

— У тебя, кажется, появилась поклонница, — пробормотала Майя вместо приветствия.

Алек неловко переступил с ноги на ногу, а Джейс коротко хмыкнул.

— Она появилась у него с её первого дня в Институте.

— Да? Я раньше не замечала, — она прищурилась.

И что он должен был ей ответить? Алек пожал плечами.

— Будем обсуждать мою личную жизнь? — Он не хотел, чтобы это звучало с вызовом, но получилось именно так.

Майя подняла руки, выставив ладони вперёд.

— Не заводись, босс. Нужно поговорить. Наедине, — она выразительно кивнула на закрытую дверь тренировочного зала, за которой раздавались голоса Блэкторнов.

Алек вздохнул и зашагал по коридору.

— Тогда поговорим у меня.

Джейс и Майя устремились за ним.

***

— Ну как? — Изабель присела на край стола, выжидающе глядя на Алека.

Он осторожно покосился в тарелку. На вид предполагаемый ужин был очень даже ничего: рассыпчатый рис, щедро сдобренный овощами, никакой томатной пасты, никаких оливок, никакой нечищеной рыбы…

Запах тоже казался приятным.

Решившись, Алек зачерпнул немного риса и, на всякий случай прикрыв глаза, отправил в рот.

За пять лет без родителей Изабель сделала кое-какие успехи на почве готовки, но до совершенства ей всё ещё было далеко, и Алек по старой памяти боялся каждого её нового блюда. А к новым рецептам она, любительница экспериментировать, прибегала достаточно часто, и предугадать результат было практически невозможно.

На этот раз, впрочем, он превзошёл все ожидания.

— Очень вкусно, — с набитым ртом проговорил Алек, снова запуская ложку в тарелку и заодно приглядываясь к кастрюле. — На добавку останется?

Изабель улыбнулась.

— Останется. — Улыбка держалась на её губах совсем недолго. Посерьёзнев, Изабель строго сказала: — Ты опять не ужинал вместе со всеми.

— Два суккуба на Манхэттене, — Алек скривился.

Справиться с суккубами было достаточно просто: во-первых, потому что, в отличие от Сумеречных Охотников, драться они не умели и убивать предпочитали другими способами, а во-вторых, потому что Алеку их «другие способы» были безразличны.

— Вот они, наверное, удивились, когда ты не отреагировал на их мини-юбки и декольте, — прищурилась Изабель.

— Ну, я знаю тебя с рождения, я привык к мини-юбкам и декольте…

Изабель откинула волосы за плечи и сделала вид, что имела в виду именно это. Она всегда точно знала, что следует обойти и о чём следует промолчать, и Алек любил её в том числе и за эту черту. Но, точно так же, как она знала его, он тоже в свою очередь знал её. И его знаний сейчас вполне хватало на то, чтобы понять: Изабель чем-то встревожена.

— Что случилось? — спросил он, перехватив её руки, когда Изабель поставила добавку на стол.

Она вздохнула.

— Ты уже разговаривал с Джейсом?

— Да, конечно. Они с Майей приходили ко мне. — Алек погладил Изабель по запястью. Он понимал её волнение, но успокоить не мог. — Ничего нового.

На секунду Изабель прикрыла глаза.

— Я знаю, что ничего нового, — тихо сказала она. — Мы ищем уже очень давно, но результата всё нет. Может быть, стоит прекратить поиски? Может быть, ничего такого даже не существует?

— Джейс видел.

— Алек, Джейс не в себе... — В отчаянии она закусила губу. Её темные глаза просто кричали о том, о чём сам Алек не хотел даже думать: как бы ни было горько это признавать, но Изабель почти не верила видениям и словам Джейса. — На его долю выпало слишком много.

Изабель всегда была тем, кто верил в Джейса до последнего. Она всегда была тем, кто сражался за него и был рядом с ним. Она никогда не сдавалась.

— Изабель… — начал было Алек.

Она перебила его:

— Небесный огонь не прошёл для Джейса даром, ты знаешь. Может быть, это просто последствия…

— Изабель, — Алек притянул её к себе, вглядываясь в глаза. — Это Джейс. Он наш брат. Мы должны ему верить.

Изабель отступила на шаг, но руки не отняла.

— Верить? — её голос прозвучал нервно. — Мы уже искали в Ирландии, в пещере у озера Линн, на руинах особняка Моргенштернов, в том доме Себастьяна, и ничего… Я устала.

— Есть ещё пара мест.

— Какие?

Алек задержал дыхание.

Он думал об этом с самого утра, но ещё ни с кем не обсуждал это вслух. Но чем больше он думал, тем более логичной казалась ему эта идея.

Наконец, он медленно сказал:

— Тибериус и Джейс напомнили мне об этом на тренировке. Если хочешь спрятать что-нибудь так, чтобы это никто не нашёл, выбирай самое видное место. Джослин так однажды уже поступила...

— Что ты хочешь этим сказать?

— У меня только два варианта: либо наш Институт, либо дом Пенхоллоу. Два места, в которых мы бы ни за что не стали искать. — Алек разжал руки.

Изабель задумалась на секунду.

— Тогда начнём с Дома Пенхоллоу.